Передо мною фолиант под названием «Книга памяти жертв политических репрессий. Кабардино-Балкария. 1920-1941». Она только что вышла в свет. В течение 8 (восьми!) лет эту книгу собирали члены республиканской ассоциации жертв политических репрессий, в первую очередь — преподаватель Кабардино-Балкарского госуниверситета Нина Измайловна Лафишева
Как сказано в аннотации, «сборник, основным источником информации для которого послужил архив УФСБ России по КБР составлен по административно-территориальному принципу и включает сведения о репрессированных и реабилитированных лицах, проживавших на момент ареста на территории Кабардино-Балкарии».
Восемь лет подряд, около 2000 (двух тысяч!) дней Н. И. Лафишева после работы ходила в архив Управления федеральной службы безопасности России по КБР выписывая данные на пострадавших от политических репрессий граждан Кабардино-Балкарии. Собирала бескорыстно, более того — вопреки распространенному мнению о том, что «не надо ворошить прошлое». Записывала биографические сведения: фамилию, имя, отчество, год и место рождения, национальность, место жительства и работы, должность, заслуги перед Отечеством, даты ареста и вынесения приговора, меру наказания, формулировку обвинения, год освобождения и год реабилитации. Затем перепроверяла записанное… В списке более 5200 фамилий!
«Книга уникальна по своей сути, — рассказывает издатель Виктор Котляров. — Подобных изданий в стране выпущено немало. Но большинство из них ограничиваются перечислением фамилий репрессированных, годом рождения, статьями обвинения… А наша книга уникальна обилием приводимой информации, тем, что фамилия, имя, отчество, дата рождения указаны на основании анкетных данных арестованного (репрессированного) из приговора и реабилитационных документов, приобщенных к следственному делу. В случаях несовпадения в скобках приводятся возможные варианты. При этом следует помнить: в ряде случаев арестованные неверно указывали как место и дату рождения, так и социальное происхождение, образовательный уровень. Сведения эти часто намеренно искажались и следователями.
В анкете арестованного, как правило, указаны последнее место работы (службы) и должность. Если отсутствует ссылка на место жительства, то, вероятнее всего, репрессированный проживал по месту рождения.
Иногда из анкет арестованных или текста приговора косвенно следует, что человек ранее подвергался репрессиям. Но не ясно, в каком году, каким органом, к какому виду наказания и на какой срок был приговорен. Сведения эти не во всех случаях удалось уточнить ввиду их отсутствия. Если имелось отдельное, новое дело, а порой и не одно, в этом случае дела описаны вместе.
Дата ареста указана по анкете арестованного. В случае ее отсутствия, она определялась путем сопоставления дат в ордере на арест и протоколе на обыск. При этом предпочтение отдавалось более ранней из них. Дата приговора, точное название органа, вынесшего приговор, формула обвинения взяты из текста приговора.
Порой в одних делах указаны формулировка обвинения и статья (статьи), в других — только формулировка или статья (статьи). Дата расстрела основана на первоисточниках — предписаниях и актах о приведении приговора в исполнение. Так что можете сами сделать выводы о том гигантском объеме работы, выполненной Н. И. Лафишевой. За это ей можно только поклониться...»
От себя добавлю: уникальность издания еще вот в чем. Разоблачители сталинизма всех рангов и мастей не устают утверждать, что в СССР в те годы было подвергнуто политическим репрессиям не то 30 миллионов, не то 40, а то и все 100 миллионов человек. Делалось это — и делается поныне — абсолютно голословно, кому какая цифра нравится. Но открылись архивы — и понемногу стала выясняться подлинная картина: многие цифры просто нелепы. Что же разоблачители? Не мудрствуя лукаво, они принялись (в тех же региональных Книгах памяти) заносить в списки политически репрессированных и лиц, совершивших уголовные преступления. То есть прибегли к обыкновенной подтасовке.
В любом случае эти издания страдают отсутствием конкретики, не отвечают на простой вопрос: за что репрессирован человек. Книга, вышедшая в издательстве М. и В. Котляровых, пытается ответить именно на этот вопрос, и потому названа не так, как это делалось до нее — не просто «репрессии», а «политические репрессии». А вот что рассказывает Виктор Котляров о степени участия самого издательства в этом проекте: «Тогда, летом 2008 года, мы и не предполагали, насколько велик будет объем предстоящей работы. Да, имелся электронный носитель, содержащий большую часть персоналий, вошедших в нынешнее издание. Но, как выяснилось, эти списки, базирующиеся на АУД (архивных уголовных делах), содержали множество недостоверных сведений. Прежде всего это касалось искажений топонимов — названий населенных пунктов, губерний, округов, откуда были родом репрессированные. Объяснение этому простое: с одной стороны, недостаточное знание арестованными русского языка, с другой — низкий уровень грамотности сотрудников НКВД, заполнявших анкеты. Присутствовал и целый ряд других неточностей, связанных с написанием имен, отчеств, фамилий. Но главное — приводимые данные не были унифицированы, отсутствовала единая форма подачи сведений по персоналиям, что потребовало немалой технической работы и дополнительных корректур.
Больше всего неточностей содержалось в сведениях о месте рождения и месте жительства, которые записывались на момент ареста и согласно новым наименованиям, произведенным в рамках административно-территориальных преобразований советского периода. В этом случае мы уточняли, как населенный пункт назывался ранее — это название и публикуется. Аббревиатура КБ (Кабардино-Балкария) также использована с целью уточнения и упрощения наименования места рождения репрессированных. Многочисленные неточности в названиях населенных пунктов России уточнены с помощью Интернета, справочной литературы.
Сведение массива «Книги памяти...» в один текстовый носитель позволило также устранить повторы в персоналиях, уточнить отчества ряда репрессированных лиц, которые (верное и разночтение) публикуются в скобках, расшифровать (в параллельном сравнении) ряд аббревиатур. Объем редакторской работы в нашей немалой издательской практике не имеет аналогов».
Около 20 тысяч редакторских исправлений сделали издатели. На 552 страницах текста — 20 тысяч! За более чем 8 (восемь) месяцев. Невероятно трудоемкая работа! Причем, хочу подчеркнуть, выполняли эту работу не ради какой-то славы или желания заработать (хотя и этот элемент имеет право на жизнь). Эти люди хотели вернуть нам ПАМЯТЬ о том непростом, а для героев Книги — трагическом периоде. Вернуть имена попавших в жернова политических репрессий...
Теперь о самом любопытном. Работа над книгой началась после 19 октября 2000 года, когда на совещании в администрации президента КБР был поднят вопрос о ее необходимости. Работа длилась, напомним, долгие восемь лет. Когда встал вопрос о подготовке собранного материала к печати, инициаторы обратились с письмом во властные структуры. Дать ответ было поручено министру культуры. Тот адресовал письмо директору республиканского полиграфкомбината, предложив изыскать средства и издать.
Но типография — это предприятие, выполняющее заказы. Есть деньги — оно напечатает книгу, нет денег — иди гуляй. В общем, дело застопорилось. И тогда кто-то внес замечательное по простоте и гениальное по сути предложение: издать на народные деньги. То есть, кто сколько даст. Добровольно. В одном из банков открыли специальный счет, номер которого опубликовали все средства массовой информации республики. Первую тысячу рублей на него положила Нина Измайловна Лафишева. Внесли свои кровные и ее родственники. Тысячу рублей принес историк Олег Опрышко. Несколько бабушек — по сто-двести рублей. Через несколько месяцев подсчитали и, как говорится, прослезились: оказалось собрано 23400 рублей. И все!
Чтобы напечатать книгу задуманным тиражом, нужно заплатить типографии около миллиона рублей. Конечно, для обычной семьи миллион — сумма фантастическая. А для владельцев особняков в несколько этажей и счетов в зарубежных банках (таких немало и в Кабардино-Балкарии) это сумма, которую легко можно проиграть за ночь в казино.
При этом народ — это и первые, и вторые.
Автор книги представляет первую группу народа и просто не понимает представителей второй группы, которые почему-то не поддерживают благородную идею. Может, вторая группа не читает газет, где опубликован номер банковского счета?
Восемь лет, проведенных в архиве, видимо, оторвали Нину Измайловну от действительности. Она просто не осознала тот факт, что времена общенародного единства, когда вместе и, хочу подчеркнуть, бесплатно, на голом энтузиазме, прокладывали каналы, строили мосты, сажали сады, возводили дома односельчанам и старались жить по принципу «все, что отдал, то твое», — времена эти прошли безвозвратно. На дворе укрепился капитализм, где каждый сам по себе и человек человеку не брат, не друг и даже не товарищ. Что подгреб под себя, то мое, и что захочу, то и буду делать с этим «моим». Захочу — отдам все деньги нищему (говорить можно все, что на ум придет!), не захочу — так пусть и подохнет за моим забором.
Видя такое положение, организаторы решили обратиться к родственникам репрессированных, чьи фамилии приведены в книге. Тут я все же возьмусь за калькулятор: если один родственник каждого из более 5200 страдальцев внесет всего лишь 200 (двести) рублей, получится… Больше миллиона! И никаких министров культуры не нужно теребить за белый пиджак.
Поначалу Нина Измайловна не сомневалась: родственники не откажут. Книга ведь возвращает имя близкого человека. Отказали. Вернее — проигнорировали. А один даже заявил, потупив глаза: «Может, не надо ворошить прошлое?»
Имеем ли мы право осуждать такое мировоззрение? Задаваться вопросами типа: почему не надо «ворошить прошлое», что не хотят восстанавливать в памяти эти люди сегодня, по прошествии многих десятилетий? Ответить на это непросто.
Сразу же подчеркну, что считаю всех без исключения отмеченных в книге несчастными людьми, попавшими на свою беду в эпоху жестоких, подчас на грани невозможного, перемен. Только что они жили в стране, стоявшей на трех столпах: «Царь, Вера, Отечество». Потом через их жизнь пронеслись Первая мировая война, революция, уничтожившая, как им казалось, великое и незыблемое царство, Гражданская война. Наконец, началась жизнь в новом государстве рабочих и крестьян. Изучая историю в теплой студенческой аудитории или школьном классе, мы с большим трудом можем представить себе немыслимые удары, пришедшиеся на психику одного только поколения. А тут перед нами люди, современники, живые участники великих, грандиозных, трагических событий.
Кто-то из них воспринял перемены легко, с радостью, а кто-то — равнодушно и даже враждебно. Непросто осуждать тех, кто сомневался, сопротивлялся активно или пассивно, да и имеем ли мы на это право — это очевиден тот факт, что новое государство защищалось от этого сопротивления. Иного не могло быть, история не знает иных моделей поведения государства. Как защищалось, как укрепляло себя, какими методами? Это другой разговор, серьезный, честный, безо всяких там 30 миллионов, 60 миллионов, 100 миллионов, якобы замученных «злодеем» и «параноиком». Но вот перед нами документальная книга, в ней список… От этого факта тоже никуда не деться.
Тем не менее, нежелание «ворошить прошлое» удивляет.
Много лет назад я пытался изучить дело одного из политически репрессированных. Мне не отказали, но дело держал в руках сотрудник КГБ и читал выдержки из протоколов, которые вроде бы отвечали на мои вопросы. На мою просьбу позволить самому ознакомиться с увесистым томом пожелтевших от времени листов офицер произнес: «Нельзя, а вдруг вы фамилии тех, по чьим «сигналам» арестовали человека, запомните да расскажете о них родственникам репрессированного? А это может привести к трагедии, кровной мести».
В нашем случае тома дел также не открывали перед составителем книги, а только знакомили с приговорами. Но вдруг?! Но кто знает?!
Может быть, люди, не желающие «ворошить прошлое», опасаются не столько прошлого, сколько настоящего? Разлада, который может ворваться в семьи, кланы, целые народы?
А может, другое останавливало их...
Вот история, рассказанная одним моим знакомым.
Когда его деда выселяли как кулака из села, семья его шла по главной улице в той одежде, какая на них была в момент прихода уполномоченных. Дед вел за руки двоих малолетних сыновей, старшим из которых был отец рассказчика, за ними шла жена, его бабушка, с грудным ребенком на руках. А односельчане отворачивались от них, делая вид, что ничего не происходит.
Отец рассказчика до конца жизни, оказывается, помнил это. Но пошел добровольцем на фронт, воевал за то Отечество, которое оскорбило его семью. Но помогал односельчанам чем мог, не отказывал тем, кто стыдливо отвел глаза в момент их трагедии… Правда, его дети не забыли ничего (есть такое понятие — генная память) и не желали общаться с односельчанами и посещать родовое село.
А вот еще один весьма типичный факт. Человека всю жизнь не допускали к руководящей работе, хотя по уму и практике он был на голову выше многих. А когда открылись архивы, выяснилось, что способствовал этому его лучший друг… Темна душа людская.
Как-то я спросил Джохара Дудаева об архивах Чечено-Ингушского КГБ, которые попали в его руки: будут ли обнародованы документы?
— Нет, — ответил генерал. — Если опубликуем, чеченцы друг друга перережут...
А что у нас чуть к северу от Чечни? На минуту забудем ТО время. Мысленно пролистаем страницы местных газет за последний год. Новую канатку на Эльбрусе построили, итальянцы теплицы монтируют, новый магазин открыли… И здесь же сообщения о взрывах, убийствах милиционеров и простых граждан, уничтожении разыскиваемых боевиков, которых меньше не становится (сами власти Кабардино-Балкарии признают это). Но ведь боевики не с Луны к нам заброшены. У всех так называемых «подпольщиков», желающих свергнуть политический строй силой оружия, имеются близкие, друзья, родственники, которые в лучшем случае выполняют роль сторонних наблюдателей (а по сути равнодушно наблюдают за падением брата, племянника, внука, совершающего — или намеренного совершить — ужасные преступления). В лучшем, повторяю, случае.
Не только в сталинские, но в любые времена в любом государстве таких называли пособниками, им посвящены статьи в уголовных кодексах.
Выходит, и вправду не стоит ворошить прошлое? Потому что оно всегда рядом. Рядом с таким же настоящим. Разве мало сегодня примеров того, как, скажем, братья отнимают друг у друга отцовское добро, судятся, даже до смертоубийства доходят? А их дети и наркоманами становятся, и неонацистами, и ваххабитами, и совершают зверские террористические акты… Природа человека такая же, как во времена Сталина (если не хуже, потому что в ТО время существовала Великая Идея общенародного государства, где все без исключения были равны, а потому вместе строили заводы, фабрики, целые города, создавали институты и техникумы; тех, кто был никем, превращали в генералов, министров, академиков, инженеров, ученых… Тогда как сегодня только разворовываем, разрушаем, присваиваем чужое, ради этого готовы на любую подлость, любое преступление). И при этом, жестко реагируя на нарушения законов страны, мы почему-то не заявляем о разгуле политических репрессий в России. Как-то ни к селу ни к городу будет этот термин. Но Сталина упоминаем к месту и ни к месту, очень мало зная реальную подоплеку многих прошлых дел.
Кстати, сегодня миллионы обворованных и униженных требуют ужесточить законы, чтобы наказать виновных в развале СССР, диком и наглом воровстве общенародной собственности. Не повторится ли прошлое, да еще в гораздо более страшных (невыдуманных!) масштабах, не случится при нашей жизни действительно массовых политических репрессий? Кто выпишет нам страховой полис? Человек ведь совсем не изменился.
А может, все гораздо проще? Быть может, люди, прошедшие лагеря, тюрьмы (речь не об их виновности или невиновности; кстати, книга Лафишевой и не ставит такую задачу), их дети, внуки просто не желают напоминаний о прошлом, стараются вытеснить эти неприятные мысли из памяти? Чем больше размышляешь над проблемой, тем больше соглашаешься именно с этим доводом. Мы ведь тоже устали от перемен, внезапно, при жизни одного поколения, обрушившихся на нас. Здесь и абсурдная «перестройка», и внезапное обнищание большей части населения, и распад государства без всякой войны, и чудовищные людские и экономические потери, ущерб от которых превысил масштабы гитлеровского нашествия, и унылая жизнь в новом государстве, лишенном высокой цели, попирающем принципы морали и справедливости. Стрессы, вполне сравнимые с теми, что переживали наши отцы и деды.
Вопросы, вопросы...
Издатели, понимая всю важность и необходимость данного труда, не дожидаясь ни от кого денег, приступили к работе над рукописью. А когда наступил момент сдачи оригинал-макета в производство, Котляровы приняли самоотверженное решение: на свой страх и риск заняли необходимую сумму.
Что сказать на это? Да и стоит ли что-то говорить?
P. S.: Сегодня, когда книга уже вышла, собрано 57 тысяч рублей. Одна двадцатая от необходимой суммы. Известных имен в списке меценатов — бизнесменов, политиков (за исключением одного депутата, чей вклад составил 5 тысяч рублей) — вы не найдете.