О престиже и о прозрении

Есть у меня хороший знакомый. Человек он неплохой, но привередливый, знаете ли, такой. На язык ему лучше не попадаться - в два счёта раскритикует вас и, как говорят, камня на камне не оставит. Я ему не раз говорил: чего, мол, тебе неймётся. Знаешь же, критика у нас не в почёте. Да и «критиканы» авторитетом не пользуются. Не любят их, и всё тут. А он всё своё гнёт. «Кто, - говорит, - не любит? Чиновники, что ли, коррупционеры? А мне, правда дороже, чем их «любовь». Пусть сначала у себя порядок наведут, взятки брать да воровать перестанут, а потом других поучают».
- Ну, - подумал я, - понесло, пора пластинку менять. И тут, кстати, вспоминаю, как знакомый мой (назову его Азаматом, а то без имени нехорошо получается), на днях при встрече пытался рассказать что-то интересное о впечатлении, оставшемся у него от посещения выставки довольно известного у нас художника. Но так получилось, что я очень торопился по важному для меня делу. И, извинившись перед Азаматом, который явно был недоволен моим поступком, покинул его.
Сегодня, в выходной день, спешить мне было некуда, и я гулял на свежем морозном воздухе, как тот кот, сам по себе. А Азамат всё говорил и говорил, и вдруг эмоциональная его речь оборвалась, он о чем-то задумался. И я решил этим воспользоваться и напомнить ему о том, что он хотел поделиться со мной какими-то размышлениями о недавней выставке, которую он посетил.
Азамат недоверчиво посмотрел на меня, склонив на бок голову, что-то невнятно пробурчал и громко сказал: «Согласен. Только с одним условием. Не перебивай меня, не сбивай с толку и мысли мне не путай, а то я тебя знаю, умника». Мне только и оставалось согласиться с его условием и сказать: «Я весь внимание, молчу, как рыба».
- Тоже мне, остряк, - не удержался он, чтобы не уколоть меня своим ответом. Ну, что поделаешь, такой уж это человек. Если что не понравится, в карман за словом не полезет. Но я не стал припираться с Азаматом и, приготовившись выслушать его исповедь о выставке, навострил уши, как заяц, надеясь узнать нечто не обычное.
- Удивительно, но факт, - заговорил Азамат. И продолжил: А понимать это начинаешь, читая заметки в наших газетах, просматривая телепередачи с выставок художников…
- А что понимать-то, - перебил я Азамата.
- Да помолчи ты, сказано: не мешай, - прорычал недовольно рассказчик. - Заладил, что - что. А то! Есть избранные, чьи имена в отчетах с выставок называть обязательно, а есть и те, чьим именем можно пренебречь. Соображаешь? Я молча кивнул головой в знак согласия, хотя не совсем улавливал мысль рассказчика.
- Ладно, слушай дальше, - смилостивился он. - Раз так издавна повелось давать на выставках слово в первую очередь высокопоставленным чиновникам, так оно и будет. Мы привыкли считать, что их участие в выставке украшает её, поднимает значимость. При этом не стоит мелочиться из-за того, что чиновник далеко не всегда специалист или профессионал в изобразительном искусстве. Должность у него такая, радовать своим присутствием и художников, и посетителей выставки.
- Ну ты, брат, загибаешь, - опять встреваю в исповедь Азамата. - По-моему, никому из участников выставки не заказано иметь своё понятие о картинах художника и говорить о его творчестве вслух.
- Опять ты за своё, - упрекнул меня Азамат. - Да в том и дело, что редко кто из нас не мнит себя знатоком в искусстве живописи. Слава Богу, не опускаемся до уровня Никиты Сергеевича. Помнишь, в своё время на одной из выставок в Москве он устроил разнос художникам-авангардистам с употреблением непечатного слова. Правда, говорят, потом он покаялся в своём грехе. Нынешние чиновники вряд станут каяться.
- К чему ты клонишь? - удивился я.
- Да к тому, - напирал на меня рассказчик, - что в газетных заметках и телепередачах после слов чиновника приводят высказывания о выставке кого угодно и, лишь за редким исключением, профессионала. И у меня возникает вопрос: а что делает на выставке искусствовед? Для меня, например, - горячился Азамат, - интереснее послушать по телику или прочитать в газете сказанное именно искусствоведом. Имею в виду профессионала с университетским образованием, который глубоко разбирается в изобразительном искусстве, следит за его развитием, читает в журналах статьи корифеев, знакомится с литературой по этому профилю. Да ещё и посвятил этой профессии многие годы творческого труда.
Передохнув, Азамат продолжил свой монолог: «Такому профессионалу я доверяю, но только не тому, кто написал две-три заметки с выставки, кое-что о художнике сочинил и считает себя заправским искусствоведом. И не стесняется после своей фамилии писать «искусствовед». А их в республике раз-два и обчёлся. Да и то разного профессионального уровня.
Я опять не выдержал и говорю: «Один из них мелькает на телеэкране, и фамилия его попадается в газетных отчетах с выставок. А ты говоришь…
- Да знаю я этого искусствоведа. Слышал его выступления не раз. И то, что он говорит, напоминает мне детский лепет. Заучил несколько фраз и каждый раз повторяет почти одно и то же, - отчеканил Азамат. - Он и похож больше на чиновника от искусствоведения. И имя его упоминают, и слово ему дают, потому что он при должности. Для некоторых это важный довод. А ты помолчи, - обернулся ко мне рассказчик, - знаю, о чем хочет сказать. Только меня не переубедишь.
- Это как же? - вырвалось у меня восклицание.
- А так же, - осёк меня Азамат. - На одной из недавних выставок послушал я другого искусствоведа, того самого, что не при должности. Впечатление совсем другое. Всё сказанное им было намного интереснее того, что говорили другие выступавшие. И главное, его выступление резко отличалось по содержанию.
- Ну, и чем же отличился твой подзащитный? - съехидничал я.
- В его выступлении, - не стесняясь в выражениях, объяснял Азамат, - я не услышал обычного трёпа и лишних, ни о чем не говорящих слов. Всё сказано было по делу. Кстати, и в тот раз авторы газетных заметок употребили кое-что из сказанного искусствоведом, даже не упомянув его имени в числе выступивших на выставке.
- Ну и что, подумаешь, велика важность. Зато посетители наподобие тебя остались довольны выступлением истинного профессионала, - заключил я.
- Не знаю, как к этому отнесся сам искусствовед, - продолжал, распаляясь, Азамат, - но я лично воспринял это не только как неуважение к мнению профессионала, но и к нему самому. Он хотя и не состоит в должности, но содержание его выступлений на порядок превосходят выступления того, что при должности, не в обиду будь сказано.
- Но тогда в чем же дело? - спрашиваю Азамата.
- В чем говоришь дело? А в том, что мы много говорим о бережном отношении к людям, носителям глубоких профессиональных знаний, призываем ценить их. На самом деле чаще проявляем к некоторым из них, мягко говоря, невнимание, а то и полное равнодушие. Особенно к тем, не постесняюсь сказать, кто не при должности, и за которыми никто из сильных мира сего не стоит. Вообще, надо открыто сказать, хотя это всем известно, критика у нас, особенно полновесная, не в почете. Стоит лишь в чей-то адрес высказать критическое замечание, сразу становишься персоной нон грата, и перед тобой захлопываются все двери. Это к слову, еще раз о наболевшем.
- По-моему тебя заносит не в ту степь, - попробовал я противоречить собеседнику, но он меня уже не слышал и гнул свою линию.
- Уверен, невнимательное, пренебрежительное отношение к талантливому человеку, волею судьбы оказавшемуся без должности, - горячился Азамат, - это от недомыслия того, кто себе такое позволяет. Видимо, считая, что только высокое положение или занимаемая должность дают основание быть отмеченным в печати или на телевидении. Ничем иным, как низкопоклонством, назвать это не могу. Профессионализм, эрудиция, знания в данном случае никакого значения не имеют и в расчёт не берутся.
- Извини, Азамат, мне как-то трудно с тобой согласиться, хотя в твоих словах есть резон, - сказал я.
- Вижу, вижу, тебе не нравится всё, что я тут сказал, - обиженно произнес мой собеседник. - Это твоё дело, а я говорю то, что думаю. Всё, что я читал в последнее время о выставках художников, ровным счетам ничего не дает ни уму, ни сердцу. А речь идет о творчестве, которое в той или иной степени должно соприкасаться с духовностью человека. И именно выступление искусствоведа без должности на одной из недавних выставок затронуло какие-то струны моей души и помогло глубже понять суть творчества художника.
Значит, тебе повезло, - одобрительно отозвался я об утверждении Азамата. И в ответ услышал: «Своего мнения я тебе не навязываю, но считал и считаю, что игнорирование искусствоведа, выступившего на выставке, и есть прямое пренебрежение к мнению профессионала. И об этом могу только сожалеть! В моем понятии чиновник, должностное лицо на выставке - для престижа, а искусствовед - для прозрения».
Уверенность Азамата в своей правоте поколебать - дело бесперспективное. Я, поддаваясь духу противоречия, сидевшему во мне, пытался это сделать, но тоже не смог. Впрочем, признаюсь, со многими высказываниями моего беспокойного товарища не согласиться не могу.