«Меня тошнило от войны»

Поле спелой ржи под Бобруйском после боя с немецкими оккупантами приобрело мышиный цвет от мундиров убитых фрицев. Эта картина войны потрясла красноармейца-пулеметчика Николая Литвина. С позиции тогдашнего возраста - 21 год - он запомнил тошнотворную для себя войну и описал ее. Сейчас ему 84. И он - автор книги «800 дней на Восточном фронте», переведенной на английский язык.
Литвин - крестьянин-сибиряк. На фронт попал в феврале сорок третьего, когда в войне уже наступил переломный момент. Летом того же года он участвовал в Курской битве, закончившейся вторым после Сталинграда поражением немцев на советской земле, а затем в наступлении на Запад - через Польшу и север Германии. Войну Литвин прошел артиллеристом противотанкового орудия, пулеметчиком, шофером, получил три боевых ранения.
1944 год. Красная Армия ведет наступление против германского вермахта на территории Белоруссии. Ближе к вечеру 29 июня передовой советский батальон выходит к окраине Бобруйска у Минского шоссе, там попали в «мешок» тысячи немцев, для которых единственный путь к спасению - перейти шоссе и добраться до ближайшего леса. Но для этого надо преодолеть большое поле нескошенной ржи, простреливаемое советскими пулеметными точками.
За одним из пулеметов лежал Николай. Он выглянул из окопа и увидел немецких солдат, выходящих из деревни и продвигающихся к шоссе. Они маршировали колонной, как на параде. Шли таким плотным строем, и их было так много, что промахнуться невозможно было. К тому же для поддержки пехоты выдвинулась противотанковая батарея: 12 орудий открыли огонь. Жестокий бой длился до темноты, и половина немцев осталась лежать на ржаном поле.
Наши как победители вошли в деревню, где повсюду неподвижно сидели немецкие солдаты, глядя на советских солдат с усталой отрешенностью. И далее Литвин описывает то, чему стал очевидцем, - зверское убийство немецкого солдата жаждущими мести жителями деревни и показательную казнь советского коллаборациониста. Потрясенный увиденным на ржаном поле, а затем и в деревне, он признается, что еще долго потом его «мучили эти жестокие и кровавые сцены насилия».
Однажды Литвину с однополчанином приказали отконвоировать шестерых немецких пленных в штаб корпуса. Командир дивизии при этом намеком разрешил их расстрелять. По дороге Литвин, поддавшись уговорам товарища, убедил себя: «шестью пленными больше или меньше - какая разница, да еще на такой жестокой войне». Они повели обреченных немцев - это были мобилизованные резервисты - в сторону от дороги. Пленные догадались, что их ждет. «Они показывали нам свои мозолистые руки, - пишет Литвин. - Вероятно, до войны эти люди, как и мой отец, были рабочими, и мне стало их жалко. Некоторые из пленных молили о пощаде. Мы подняли автоматы. Первым выстрелил однополчанин, потом и я нажал на спуск».
После одобренной командиром расправы Литвин потерял сознание, а придя в себя, понял, что расстрелял не одного, а несколько немцев, судя по использованным патронам. И несколько дней не находил покоя. «Меня тошнило от этой войны», - пишет он в своей книге.
Сегодня некоторые люди считают, что жажду мести в русских бойцах воспламеняло необычайно популярное во время Великой Отечественной войны стихотворение Константина Симонова «Убей его!» и широко известная фраза Ильи Эренбурга: «Если ты убил одного немца, убей другого - нет для нас ничего веселее немецких трупов». Литвин без колебания убивал врагов в бою, но из его книги ясно, что в трупах пленных он ничего веселого не находил.