«Мы хотим, чтобы закончилась проклятая народами война»

Летом 2005 года в Нальчик, стремясь найти могилы ветеранов дивизии «Эдельвейс», не преданных земле по христианским законам, приезжала делегация германского комитета «Эдельвейс». По просьбе работников Нальчикского Краеведческого музея мне пришлось разговаривать с бывшими противниками. В условиях, когда над Россией вновь сгущаются грозовые тучи, и до сих пор, как говорят некоторые, предыдущая война не закончилась, хочется поделиться своими мыслями о последнем непохороненном солдате.
Когда мы празднуем День Победы, некоторые гуманисты всё время повторяют слова великого полководца, сказавшего в своё время, что война не кончается, пока не похоронен последний убитый солдат. Летописцы писали, что в давние времена для выноса с поля боя раненых и похорон погибших сражения на некоторое время прекращались. Хотя в те давние времена люди не были столь цивилизованными, как в наше время, они были, вероятно, более человечными. Не знаю, все ли погибшие в Бородинском сражении или в битве за Севастополь солдаты были своевременно преданы земле, но твердо знаю, что не сотни и не тысячи, а сотни тысяч солдат и офицеров всех армий, участвовавших во Второй мировой войне, не преданы земле. Некоторые считают, что тот или иной воин не похоронен подобающим образом по вине бездушных командиров. Кое-кто к таким бездушным может отнести и меня. К сожалению, не все мои саперы похоронены по-человечески, а некоторые вообще не похоронены.
В августе 1941 года 1010-й стрелковый полк, в котором я командовал саперной ротой, вёл неудачное сражение с немецким авиадесантом, выброшенным гитлеровцами в районе белорусских городов Ветка и Добруш. В сражении за Марьины высоты полк только убитыми потерял около 500 человек. От взрыва снаряда, попавшего в окоп, погибло целое отделение саперов. Их тела завалило землей. При всём желании мы не могли по-человечески похоронить их, как и сотни других погибших, в том числе и командира полка. Отступив от Марьино, мы не смогли вынесли с поля боя наших боевых друзей. Отступая, мы клялись павшим отомстить врагам за их гибель, клялись, не жалея своих жизней, добиться победы над ненавистным врагом.
В 1971 году я посетил деревню Марьино. Узнал от местных жителей, что после боя немцы на сельской площади похоронили более 200 своих солдат и офицеров. По приказу коменданта женщины села собирали тела убитых советских воинов и многих хоронили на месте их гибели. Уже после войны, когда начали пахать и засевать бывшее поле боя, собирали трупы наших воинов и хоронили их в братской могиле безвестными. И никто не мог сказать, все ли воины 1010-го полка положены в ту братскую могилу. Уверен, что останков моих саперов в ней нет, так как на месте окопа, в котором их завалило землей, вскоре вырос лес. Основательно поредевший 1010-й полк был расчленен и попал в окружение. К тому времени мне было приказано возглавить 2-й стрелковый батальон, который я выводил из окружения. При прорыве окружения мы потеряли немало солдат, командиров и политруков. Не то, что убитых, тяжелораненых мы не могли вынести с собой.
20 сентября 1942 года, минируя мост через речку Дея на дороге Муртазово-Акбаш, от взрыва противотанковой мины погибли 5 саперов нашего 570-го отдельного саперного батальона. Думаю, что никто не собирал останки тел саперов и не хоронил их. В ночь на 21 сентября сапер Месроп Газарян ценой своей жизни взорвал железнодорожный мост через Терек у станицы Котляревской. На земле нет могилы Месропа. Через 25 лет после его гибели комсомольцы колхоза «Красная Нива» поставили на месте взорванного моста памятник герою. Нет могил капитана Шкиритько, пытавшегося разминировать немецкую мину, командира саперного взвода Саши Анисимова, от которого после взрыва противотанковой мины остался только небольшой кусок стопы, а также многих солдат, унесенных в Таганрогский залив вместе со льдом Мертвого Донца, на котором их нашла смерть 12 февраля 1943 года во время боя за станцию Синявку.
17 июля 1943 года Южный фронт перешел в наступление. Мы построили мост через реку Миус и стали пропускать через него орудия. Вдруг через мост промчался танк, от тяжести которого треснула одна балка. Был ясный день, и немцы с заречных высот видели наш мост и вели по нему огонь. Взрывом одной мины сапера Чалигава сбросило в речку. Гимнастеркой он зацепился за ветку лозняка. Я не знал, жив он или убит, но спуститься к нему никто из нас не мог. Надо было укрепить поврежденный мост. Не успели мы укрепить треснувшую балку, как на мост въехала подвода с боеприпасами. Она начала сползать с наклонившейся поверхности моста. Я быстро подставил своё плечо под поврежденную балку, и удержал подводу от падения в речку. В это время рядом с Чалигава взорвалась очередная мина. Крутая волна сорвала его с ветки и понесла вниз. Донесла ли она нашего запевалу, который всегда пел «Чемо цици натела», к Азовскому морю, или в каком-то омуте съели его речные сомы, неизвестно, но солдат Чалигава остался непохороненным. И таких примеров я могу привести еще много.
Не то, что рядовые солдаты или офицеры не похоронены, даже не все наши генералы удостоились могил. В начале сентября 1941 года погиб первый командир 151-й стрелковой дивизии генерал-майор В.И. Неретин. После войны его сыновья много лет искали могилу отца, но не нашли.
Не только мы пытаемся найти наших непохороненных воинов и отдать им последние почести, но и немцы. Уже было сказано о приезжавших в Нальчик из Германии членах комитета «Эдельвейс». Мне пришлось беседовать с ними. Меня поразило, что один из них, раненный на Марухском перевале, узнав, что я воевал на Кавказе, обрадовался, обнял меня и, сев рядом со мной, рассказывал о том, как он был там обморожен. Я удивился и тому, что глава делегации, один из руководителей немецкого комитета «Эдельвейс», объясняя цель их приезда в Кабардино-Балкарию, сказал: «Ваш великий полководец говорил, что, пока не похоронен последний солдат, война не окончена. Мы хотим, чтобы наконец-то полностью закончилась та кровопролитная, проклятая народами война. Мы хотим найти наших погибших воинов и предать их земле».
...Вновь и вновь в июне-месяце, особенно сейчас, когда нашу Россию окружают базы НАТО и США, и нас посещает министр иностранных дел очередной «дружественной страны», как это было в 1941 году, мне хочется крикнуть так, чтобы услышали все: «Помните 22 июня 1941 года!». Постараемся же не повторить трагедию и ужас того дня.